Славянские строительные обряды и приметы
Славянские строительные обряды и приметы.
В славянских строительных обрядах очень большое значение придаётся выбору места строительства дома.
К основным запретным местам относятся – место, где когда либо ранее проходила дорога или ранее стояла баня. Считается, что в этих местах водится нечистая сила.
При выборе места строительства проводили гадания на хлебе, воде, шерсти, гадали также и о месте размещения углов и нижнего венца сруба. В некоторых регионах при закладке фундамента приносили в жертву курицу или иную домашнюю птицу.
В непосредственном центре планируемого скотного двора часто сажали ель. Возле дома принято садить березу или рябину — деревья являющиеся традиционными женскими символами в среде растений.
Один из самых распространённых и важных ритуалов – укладка в углы сруба и/или под первый венец сруба монет, зерна, кусков хлеба.
Под порог будущего входа в жилище укладывали всевозможные камушки-обереги. Аналогичные обереги принято укладывать и под кровлю. Таким образом, постройка оберегается от нечистой силы по всему периметру сооружения, сверху и снизу и у входа.
Особые церемонии проводились при закладке печи и установке центральной балки-матицы. Матица – центральная и часто единственная балка перекрытия, на которую настилается потолок в древней избе. Матица обсевалась зерном и хмелем, как и в свадебном обряде.
Завершение возведения отдельных значимых элементов дома отмечалось богатым угощением для плотников. Отказ плотников от угощения считался очень плохой приметой, как правило, плотники отказывались от угощения в случае недовольства размером оплаты (натуральной оплаты) за работу. После предварительного отказа стороны находили возможность договориться, тем самым проявлялся механизм рыночных отношений.
Моментом переезда в новый дом выбирали счастливый день перед полнолунием, лучшим временем считалась полночь.
Первыми в новый дом заходили глубокие старики. Очень распространен обычай – запускать в дом перед людьми домашних животных. В течение первой недели жизни в новом доме принято каждый день запускать разных домашних животных.
Обязательно ставилось угощение для домового. Хозяева перебирались в новое жилище с огнем из старого очага, хлебом и тестом в квашне. На новоселье приглашали тех соседей, с которыми были в хороших отношениях, или просто удачливых односельчан.
Выбор места для строительства дома.
Несмотря на то, что во многих книгах и статьях про деревянные дома многие авторы как правило довольно уверенно говорят о каком-то одном-двух обычаях и обрядах, сопровождавших различные этапы строительства деревянных домов – это не совсем соответсвует действительности. На самом деле таких обычаев и обрядов очень много. И выбор места для строительсва дома и выбор леса для постройки и время, когда вели заготовку леса и конкретные обряды каждого этапа строительства – все это отличалось не только в зависимости по климатических условий места, в котором возводился дом, но и по сложившимся в данном конкретном населенном месте или группе населенных мест разным укладам жизни, уровню мастерства домостроителей и многих других вещей. Единственно, что является почти неизменным от места к месту – это те этапы, начало или окончание которых было принято отмечать особым образом.
Первым этапом иногда был выбор места расположения дома, а иногда – выбор и заготовка леса для его строительства. Мне удобнее будет рассматривать обычаи поэтапно. Поэтому я начну выкладывать этапы с выбора места строительства, но там, где этот этап будет вторым – укажу, что участок выбирали после того, как лес был уже заготовлен или сруб уже собран.
Очень интересно понаблюдать за тем, что где-то традиции были понятными и логичными, а где-то применялись совершенно непонятные гадания и обряды, которые с точки зрения здравого смысла не несут никакой нагрузки. Впрочем, вполне возможно, что подобные гадания и обряды были везде, просто где-то они раньше перестали передаваться из поколения в поколение.
Заклинательные действия начинались уже при постройке дома, при выборе места под будущее жилье. По сведениям этнографа В. В. Богданова, белорусы в середине XIX в. освящали выбранную для усадьбы площадку таким образом: на всем предполагаемом месте усадьбы чертился на земле большой квадрат; его делили крестообразной фигурой на четыре части. Затем глава семьи отправлялся «во все четыре стороны» и приносил из четырех полей четыре камня, которые укладывались в центрах малых квадратов. В результате на месте будущей усадьбы появлялась та идеограмма плодородия, которая известна нам начиная со времен энеолита и вплоть до русских подвенечных вышивок начала XX в.
Рыбаков «Язычество древней Руси»
После того, как сруб был готов, приступали к выбору места для строительства К.. Благоприятным считалось место, где уже был когда-то дом (подразумевалась помощь предков). Если выбиралось новое место, то кто-то должен был остаться жить на старом. Непригодным для новой застройки признавалось пепелище от сгоревшего керка (дом). Выбором места для дома занимались «знающие » люди, т.е. колдуны; особенно большое значение их гаданиям придавали коми-пермяки. У коми-зырян наиболее популярным было гадание с помощью муравьев. Их вместе с мусором из муравейника помещали в берестяную коробочку и оставляли ее на ночь на месте, намеченном для строительства К. Считалось, что при удачном выборе места, муравьи оставались в коробочке, а к положенному в нее мусору добавляли еще нового. Если же муравьи покидали коробочку и уносили с собой имевший в ней мусор, место признавалось категорически негодным для строительства.
У к.-п. с помощью муравьев гадали, если собирались строиться в другом селении. Собравшийся строиться делал из бересты три маленьких коробочки и расставлял их на ночь в предполагаемом для постройки месте на некотором расстоянии друг от друга. При этом он произносил : «Если под коробкой место счастливо, то муравьи пусть наносят в ту коробку для своего гнезда мусор». Рано утром на следующий или на третий день коробочки внимательно осматривались. То место, на котором находилась коробочка с мусором, признавалось благоприятным для строительства К.. Если же мусор был в двух или во всех коробочках, то предпочтение оказывалось той, в которой мусора было больше. Отсутствие мусора хотя бы в одной коробочке указывало на то, что выбранное место для строительства К. не пригодно вообще. В этом случае старые коробочки уничтожали, делали новые и устанавливали их в другом месте. И так до тех пор, пока гадание не оказывалось благоприятным. После выбора места для К. его будущий хозяин устраивал у себя знахарю-ведуну добротное угощение, одаривал его медной мелочью и провожал домой.
Если дом предполагалось строить в том же селении, у к.-п. место для него обычно выбиралось с помощью карточного гадания. Выкладывалась на стол карта, обозначающая старый дом, а вокруг нее – остальные, одна из которых обозначала новый дом. По тому, как падала эта карта, гадающий определял, где должен строиться новый дом: на месте старого, на расстоянии (и на каком) от него, в какой стороне и т.д.
После выбора места под дом, опять же с помощью гадания, определялось, где должен быть у него передний угол. Для этой цели по всем четырем углам места, выбранного для постройки, втыкались колья, после чего хозяин дома вставал в центре площади между ними и бросал через голову вверх маленький круглый хлебец. К какому колу ближе падал хлебец, там и определялось место для переднего угла. Поскольку гадание проводилось трижды, у хозяина были возможности для маневра.
Старообрядцы Верхнего приобья:
Большое внимание старожилы-старообрядцы уделяли выбору места для дома. Благоприятным считалось его расположение на открытом месте, на некотором возвышении, но не на гриве, или же в низинке, но не в овраге. Эти приметы перекликаются с советами «Назирателя»: «Нужно еще беречься, дом не ставить туда, где может быть сильный ветер, поэтому лучше всего под горой в низине ставить, а не на самой горе, не в самой низине и уж не в темном овраге, но на месте таком, где дом овевает здоровый воздух и очищает все так, чтобы не было бед; да лучше бы место такое, где солнце стоит целый день, потому что тогда и черви, если они зародятся и нездоровая сырость распространится, ветер такой разнесет их, а солнечный жар уничтожит и высушит»
Средний Урал. Деревни Боёвка. Малая Грязнуха. Черноскутова.:
Прежде чем начать строить дом, крестьянин выбирал место. Изначально люди старались ставить дома поближе к воде: реке, озеру. По рассказам старожилов в конце XIX – начала XX века главным человеком в деревне был староста, который избирался народом (в настоящее время эта должность соответствует должности главы сельской администрации). Если крестьянин собирался строиться, он спрашивал у старосты разрешение, где ставить дом.
Люди глубоко веровали в народные обычаи. Жительница деревни Боёвка Лукоянова Е.П. (1928 г.р.) в молодости от старых людей слышала, что «считалось дурным ставить дом в том месте, где проходит дорога или тропинка. Поэтому дом обычно ставили на месте, где раньше уже стояла изба. При этом жилое строение ни в коем случае не должно было оказаться там, где раньше находились ворота предыдущего жилища, так как через них проходило много всяких людей, и у некоторых мог оказаться дурной глаз» (записано 10.07.02).
Прежде всего следует отметить, что все пригодные в практическом отношении места условно можно разделить на три группы: 1) имеющие в символической классификации частей пространства положительное значение, 2) отрицательное значение, 3) нейтральные (не входящие в двоичную классификацию).
К первой группе относились практически только обжитые, т. е. уже освоенные места (Максимов, 1903, с. 30). При этом считалось, что границы нового дома и его размеры не должны совпадать со старым (Милорадович, 1902, с. 111—112).
Группа мест с отрицательным значением более обширна. Дом нельзя строить в следующих местах: там, где раньше проходила дорога; стояла баня; на спорном участке земли; там, где были найдены человеческие кости; где дикие звери задрали домашнее животное; где меньше всего “прицинается статык на пасьви”; где кто-нибудь поранился до крови; где опрокинулся воз, сломался “коток”, оглобля и т. п.; на месте дома, сгоревшего от молнии; покинутого вследствие болезней, наводнений или других бедствий (Golebiowski, 1830, s. 146; Крачковский, 1873, с. 203; Иванов, 1889, с. 37—38; Никифоровский, 1897, с. 134—135; Zelenin, 1927, S. 287).
Смысл приведенных данных достаточно прозрачен, и они не нуждаются в развернутых комментариях (см. подробнее: Байбурин, 1983, с. 34—38). Отметим лишь, что наиболее опасным считалось место, где раньше проходила дорога. Ср.: “Обращается внимание прежде всего на то, чтобы под хату не пришлась бывшая когда-нибудь дорога, потому что в хате, поставленной там, где прежде проходила дорога, жильцы все повымрут” (Иванов, 1889, с. 37—38; ср.: Крачковский, 1873, с. 203). Особая семантическая напряженность дороги в традиционных представлениях хорошо известна. Объясняется это, видимо, тем, что дорога соединяет свой мир с чужим, а на уровне ритуально-мифологических значений является началом или продолжением мира мертвых (ср.: Страхов, 1988, с. 93). Показательно, что нарушение запрета строить дом на месте бывшей дороги влечет за собой смерть его обитателей. В рамках традиционных представлений окружающее пространство воспринимается как принципиально неоднородное. С этой точки зрения “нейтральных” частей пространства не бывает.
Любое место “заряжено” либо отрицательно, либо положительно. Нужно лишь уметь выявить скрытое содержание. С этой целью применялись различные процедуры, носившие по большей части характер гаданий.
Наиболее распространенным является следующий способ: по углам будущего строения хозяин насыпает кучки зерна. Если на утро следующего дня зерно оказывается нетронутым, то место считается выбранным удачно. Потревоженное зерно — знак несчастливого места (Терещенко, 1848, V, с. 151; Афанасьев, 1865—1869, II, с. 110; Сумцов, 1890, с. 88; Демидович, 1896, с. 113; Zelenin, 1927, S. 287; типологические паралллели см.: Hartland, 1913, р. 109—111). В многочисленных вариантах данного типа гаданий некоторые детали конкретизированы. В Харьковской губ.: “Наметив под хату место, по захождении солнца, тайком, чтобы никто не заметил, насыпают по четырем углам его небольшие кучки жита (ржаного зерна) в следующем порядке: сперва насыпают кучку жита там, где будет святой угол хаты, потом там, где будет печь, далее — там, где сходятся причилковая и глухая стены и, наконец, в дверном углу, а посередине между кучками жита ставят иногда маленький из палочек крестик. Когда потревоженной окажется только та кучка зерна, что на святом углу, то хату можно ставить на избранном месте, не опасаясь никаких дурных последствий, потому что сила святого угла побеждает всякую вражескую силу” (Иванов, 1889, с. 38). В Полтавской губ. “выкапываются четыре ямки на месте предполагаемых сох, и в каждую из них кладется по горсти в тридевять зерен жита вместе с кусками ржаного хлеба на три ночи подряд. Если утром горсти эти окажутся нетронутыми, то смело можно строить дом на том месте: он будет хороший, полный. Разгребенная же рожь указывает на будущую убыль: семьи — если тронута кучка на предполагаемом “полу” (месте ночлега семьи), скота — если тронута покутняя горсть, собаки — в углу у дверей и кошки — на печке” (Милорадович, 1902, с. 110—111).
Гадания подобного рода основаны на принципе моделирования предполагаемой жизни семьи на конкретном месте. С помощью символических средств, ритуальных измерений вводятся основные параметры организованного пространства (маркирование углов, центра и соответственно установление признаков ограниченное/неограниченное, внутреннее/внешнее, центр/периферия). Получает свое выражение и идея неравнозначности различных частей жилища (ценностная иерархия углов: святой — печной — глухой — дверной). Таким образом, устанавливается необходимый минимум семиотических характеристик дома на уровне пространственной символики. Значимым оказывается использование зерна, с которым связан устойчивый круг представлений о счастье, доле, богатстве, плодородии. Временной аспект (будущая жизнь семьи и дома) “сжимается” в гаданиях до символической достаточности. Начинают гадать обычно вечером, а результат становится известным на следующее утро, а иногда через несколько дней (как правило, через три дня). Увеличение срока уменьшает вероятность положительного исхода, но увеличивает ценность гадания. “Ответ” получается из сопоставления начального состояния (искусственной упорядоченности, наличия доли) с конечным (сохранение этих характеристик или их разрушение).
Образ будущего дома (и жизни семьи в нем) мог создаваться и другими средствами. Например, на Подолье кладется “сухое руно овечье” под горшок на предполагаемом для строительства месте. Если к утру шерсть под горшком отсыреет — место считается подходящим — “дом будет богатым” (Дыминский, 1864, с. 7). Сходная символика используется в тех случаях, когда для определения нужного места используется сковорода и деревянный кружок: хороший признак, если под сковородой окажется роса, а под кружком — муравьи (Сумцов, 1890, с. 88).
Идея прибывания, прибавления чего-то прежде отсутствовавшего (сырости, росы, муравьев с их значением домовитости) как положительный признак в еще более отчетливой форме присутствует в гадании, осложненном числовой символикой: “Вечером приносят воды из колодца и, пока никто еще не брал из ведра воды, отмеривают стаканом три раза по девяти стаканов, начиная каждый раз счет с первого, причем стаканы должны быть полные, вровень с краями, и выливают воду в горшок, который должен быть сухой и не заключает в себе ни капли воды или какой-нибудь влаги; такие горшки с отмеренною водою и плотно покрытые ставят на ночь на том месте, где должен строиться дом, в каждом углу, назначенном для столба; тут же кладется ломоть хлеба и соль; если вода окажется поутру прибывшею, то это предвещает счастье, если же убудет, то нет надобности и строить дома на убыток хозяйству своему” (Дыминский, 1864, с. 7).
Другая идея, присутствующая в том или ином виде во всех приведенных гаданиях, — собирание пространства посредством концентрации в одном месте предметов, принадлежащих иным сферам. Эта идея является, пожалуй, ведущей при строительстве дома (и шире—освоении пространства—Топоров, 1983, с. 242), но впервые она проявляется при выборе места. Ср. еще один показательный пример. Когда “облюбовано месцо ли сялибы на своей ли вячнини, или на чужанцы, то хозяин собирает с четырех различных полей по одному негладкому камню, несет их или в шапке на голове, или „зы-пазушшу», при голом теле, кладет на избранном месте четырехугольником, сторона которого не должна быть свыше девяти шагов, и „жигнаиць» место и положенный камень. Войдя же в середину четырехугольника, кладет шапку на землю и читает „пацирю» с прибавлением просьбы к „дидам» помочь „облюбованной сялиби». Если через три дня камни останутся нетронутыми, „сялиба» выбрана удачно” (Никифоровский, 1897, с. 134).
Итак, выбор пригодного для строительства места происходит на основе своего рода диалога со сферой чужого, неосвоенного. Практические соображения не декларируются, поскольку выбор осуществляется из числа заведомо пригодных в практическом отношении мест. Вместе с тем, как мы видим, решающее значение придается символическим требованиям, что согласуется с общими соображениями о специфике отношения человека к природному окружению в архаической культуре: “…причины, по которым различные общества выбирают для использования некоторые естественные продукты (а это в свою очередь приводит к созданию особых обычаев) или же от них отказываются, зависят не только от присущих этим продуктам свойств, но также от придаваемого им символического значения” (Леви-Строс, 1983, с. 89; ср.: Редер, 1976, с. 247).
Обряды, связанные с установкой оклада и строительные жертвы.
Непосредственное возведение дома начиналось с установки оклада. Представление об окладе у коми-зырян и коми-пермяков в различных местах варьировало: установка первого или первых двух венцов, установка венца, на уровне которого впоследствие настилался пол. В любом случае особенно важным событием считалось установление на фундамент первого венца. У коми-зырян хозяин дома перед его установкой для обеспечения благополучия жизни в возводимой постройке подкладывал под него в переднем углу монету, крыло рябчика или дикой утки; в соседнем углу – осиное гнездо или клок шерсти; под красный угол – первую щепку, сохраняемую хозяином с начала рубки сруба; под место порога – горсть муки. У коми-пермяков под передний угол хозяин подкладывал несколько медных монет, зерна различных злаков и овечью шерсть различного цвета. После этого он приносил муравьев и вытряхивал их на землю рядом со своим приношением. Если муравьи сразу же не разбежались в разные стороны, считалось что возводимый дом будет очень богат и счастлив, и наоборот.
Под красный угол у коми-пермяков, как у коми-зырян, подкладывалась первая щепка и немного медной мелочи.
Во время установки оклада у коми-зырян хозяин дома приносил из леса выкопанную с корнями небольшую елку и высаживал ее внутри сруба; некоторые внутри сруба сажали рябину – считалось, что если она приживется, то коми будет счастливым. Верхнепечорские коми-зыряне ограничивались тем, что на время возведения сруба устанавливали в его центре рябиновую палку. У коми-пермяков елочка, вырванная с корнями, не закапывалась, а просто устанавливалась на землю в переднем углу сруба. Аналогичный строительный обряд был известен и у других финно-угорских народов (удмуртов, мордвы), а также у восточных славян. При сооружении оклада для возводимого дома обязательно приглашался священник, но после совершения этого акта сохранение святости возводимого строения брал в свои руки хозяин дома. При установке оклада он, не участвуя сам в работе, внимательно следил за тем, чтобы под окладные бревна не попали случайно, по небрежности плотников, щепки. Особенно опасным для будущего благополучия считалось, если щепки, а тем более медвежьи кости под оклад помещал злоумышленно колдун. Поэтому хозяин дома бдительно следил, чтобы люди, имеющие репутацию колдунов, не подходили близко к срубу во время сооружения оклада. По завершении оклада строительные работы прерывались и хозяин дома устраивал для их участников обильное угощение. Внутри сруба шерстью вверх стелили принесенную хозяйкой хорошую овчину, раскладывали на ней кушанья и напитки, участники праздничного обеда рассаживались кругом и приступали к трапезе. На этом первый этап строительной обрядности, связанный с обеспечением благополучия возводимого дома «снизу», заканчивался.
Восточные славяне. Собственно строительство начинается с определения ритуального центра. Обычно такой точкой признавалась середина будущего жилища или его красный (передний, святой) угол. Сюда устанавливалось (сажалось, втыкалось) молодое деревце. Связь деревца с концепцией мирового дерева не вызывает сомнений. Этот символ придает мифологический смысл не только возводимой постройке (устанавливая отношения подобия между ее структурой и структурой космоса, образом которого является мировое дерево), но и самому процессу строительства как возрастанию, оплотнению, соединению сфер. С идеей мирового дерева непосредственно связана так называемая строительная жертва.
Пермяки под передний угол клали монеты, крыло рябчика или утки, под другой — осиное гнездо или клок шерсти, под порог — горсть муки. Таким образом, этот набор допускает и предположение о кодировании трех сфер пространства, расположенных по вертикали. Эта трактовка особенно существенна для ритуально-мифологической семантики самого процесса строительства как воздвижения, вырастания и в конечном итоге соединения трех вертикальных сфер, что особенно актуально в связи с идеей мирового дерева.
Обряд жертвоприношения обычно совмещен с укладкой первого венца. Этой операции придается особое значение. Обычно в этот день плотники кладут только один венец, после чего следует “окладное” (“обложейное”, “закладочное”) угощение, во время которого плотники приговаривают: “Хозяевам доброе здоровье, а дому доле стоять, пока не сгниет”.
Если плотники желают хозяевам будущего дома зла, то и в таком случае укладка первого венца — наиболее подходящий момент: “Ударяя крестообразно топором по бревну и держа в уме задуманную порчу, мастер говорит: „Гак! Нихай будиць так!» — и что он задумал, то непременно сбудется. Но если кто предвидит задуманное мастером, он должен раскидать первый венец: тогда все „клянбёны» пропадают бесследно для будущих жильцов и обращаются на мастера.
Когда же тот мастер хочет дому смертности, то, ударяя по бревну обухом топора, он произносит: „Скольки тут углов (вянков), стольки нехай будиць мирцвяцов”.
В некоторых местах Гродненской губернии начинают работу с того конца, где впоследствии будет красный угол. При рубке двух бревен строитель-плотник непременно кого-нибудь заклинает: или какого-либо члена семьи, или животных — лошадей, коров. Из заклятых уже никто не будет долго жить — умрет в скором времени.
Строителей всегда просят, чтобы они закляли рыжих и черных тараканов и мышей. Заклятие можно перенести на кого-нибудь другого, но это возможно сразу после его произнесения и не позже окончания работы с первыми двумя бревнами. В это время необходимо увидеть какое-нибудь животное, произнести его кличку и ударить топором по месту соединения бревен — и дом становится свободным от заклятия. “Случается, особенно с маленькими животными, что они невидимою силою привлекаются к месту рубки, попадают под удар топора, где заклятие и исполняется” Из этих и подобных описаний видно, что укладке первого венца придается ритуальный характер.
Момент укладки венца благоприятен как для утверждения благополучия будущей жизни жильцов, так и для их “заклятия”. Тема жертвы как сакрального материала строительства получает свое дальнейшее развитие. Вместе с тем актуализируются идеи соединения, связи, собирания, проецируемые не только на технику строительства, но и на характер жизни семьи. В этом отношении любопытны некоторые подробности закладки дома, приводимые К. А. Соловьевым из Дмитровского края (Московская губернии): “При закладке, когда обложены два первых венца, ставят стол на месте будущего переднего угла, за столом ставят рябинку, в передний угол кладут деньги.
Первому венцу приписывалось глубокое символическое содержание. Венец (точнее—сруб) делит все пространство на домашнее и недомашнее, на внутреннее и внешнее. Следует обратить внимание на одно обстоятельство, часто не учитываемое в работах по семиотике пространства: ограничивая и одомашнивая какую-то часть пространства, человек тем самым вносит идею организации не только во внутреннее, но и во внешнее пространство.
Строя жилище, человек формирует и жилище, и нежилище. “Венец” может послужить классическим примером “рамки” как одного из наиболее распространенных способов ограничения пространства наряду, например, с кругом.
Следует согласиться с мнением Т. В. Цивьян, “что человек с момента своего самосознания, т. е. выделения из природы, стремится установить границы и как бы обезопасить себя внутри некоторого замкнутого пространства”.
В этом аспекте не должны также вызывать недоумения идеи Леруа-Гурана, который считал доместикацию пространства и времени (их очеловечивание) более важным (особенно на первых порах), чем, например, изготовление орудий.
При этом “очеловечивание” пространства-времени понимается не как приспособляемость к ним, а как их осмысление, интерпретация, наделение их знаковыми (символическими) свойствами, что в свою очередь связывается с еще более неразработанной проблемой ритма как основы механизма разумной деятельности человека по доместикации пространства и времени.
Приведенные общие соображения представляются существенными для понимания очеловеченных форм пространства, квинтэссенцией которых является жилище.
Устанавливая первый венец, человек не только реализует план жилища, но и делит мир на два “текста” с совершенно различным смыслом. В зависимости от того, куда человек помещает себя, вовнутрь или вовне, он по-разному оценивает окружающий мир.
Характерно, что при укладке первого венца семантизируется прежде всего указанное противопоставление: “Когда при рубке зачаточного венца первая щепка полетит внутрь четырехугольника, то всякая прибыль будет приходить, а не уходить из дому” ; “…все щепки, полученные при рубке первого венца, нужно собрать в середину четырехугольника, чтобы происходящее вне известно было в доме, но чтобы неизвестно было на улице, что делается дома”.
Нетрудно заметить, что даже направление движения (вовнутрь или вовне) расценивается прямо противоположно (в дом — положительно, из дома — отрицательно), сравнение: “Смола вытопилась из избы на улицу — к худу”. Кроме того, как и во всяком ограниченном пространстве, актуализируется идея центра.
Помещенное в центре строящегося сруба деревце призвано символизировать эту идею. Венцы устанавливаются не просто так, а вокруг объекта, манифестирующего центр.
Можно предположить, что именно это обстоятельство во многом объясняет термин “венец” как строительный термин. Соотнесение четырех стен жилища с четырьмя сторонами света не вызывает сомнений. Сравнения: “Окна непременно должны быть на „усход» и на „поудзень», т. е. на восток и на юг.
Редко-редко встретится окно на запад — „заход», да и то всюду маленькое. Дверь должна быть на „усход» и во двор”. В редких случаях при ориентировании руководствовались не сторонами света, а другими обстоятельствами, например преобладающими в данной местности направлениями ветров в зимнее время, как это наблюдалось у украинских поселенцев в южном.
С тем же ориентированием связаны случаи перекодировки пространственных отношений во временные, проявляющиеся в таких формулах, как: “изба повернута на лето” или “на полденную сторону”. Именно поэтому та половина жилища, которая выходит окнами на восток или юг, носила название “чистой”, “красной”, “светлой”, “передней” (так же, как стена и один из углов) и считалась более обжитой, более “очеловеченной” частью жилища, что не помешало и в дальнейшем приписать ей функцию “парадного” пространства и, как следствие, превращение, по сути дела, в наименее обжитую часть.
Вообще в связи с проблемой ориентирования хотелось бы подчеркнуть, что ориентация жилища — это не столько соотнесенность сторон жилища со сторонами света, сколько включение в целую систему соответствий пространственно-временного, социального, религиозного, экономического, мифологического, космологического, хозяйственно-бытового характера; включение в символику цвета и символику чисел. В связи с последним следует отметить устойчивый обычай класть нечетное число венцов: “В крестьянской избе венцов всегда нечет, от 19 до 21”, что может быть соотнесено с универсальными представлениями о нечетном числе миров, расположенных по вертикали. В таком случае воздвижение стен приобретает космический смысл как одна из трансформаций акта творения.
Обряды и ритуалы – Новоселье.
Начало строительства дома у древних славян было связано с целым комплексом ритуальных действий и обрядов, предупреждающих возможное противодействие со стороны нечистой силы. Самым опасным периодом считался переезд в новую избу и начало жизни в ней. Предполагалось, что «нечистая сила» будет стремиться помешать будущему благополучию новосельцев. Потому до середины XIX века во многих местах России сохранялся и проводился древний обережный ритуал:
Сняв одежду, до рассвета хозяйка дома нагишом обходила новую избу и произносила приговор: «Поставлю я около двора железный тын, чтобы через этот тын ни лютый зверь не перескочил, ни гад не переполз, ни хилой человек ногой не переступил и дедушка лесной через него не заглядывал. Гой!».
Чтобы придать заклятию дополнительную силу, женщина должна была трижды кубарем перевернуться в воротах, приговаривая: «Дай, чтобы род и плод в новом доме увеличивались. Гой!».
Всё начиналось с поиска места и строительных материалов. Судя по этнографическим данным XIX века, существовало множество способов ворожбы при выборе места под дом. Иногда на участке ставили чугунок с пауком. И если он за ночь начинал плести паутину, то это считалось добрым знаком. В некоторых местах на предполагаемом участке в небольшую ямку ставили посудину с мёдом. И если в неё забирались мурашки – место считалось счастливым. Выбирая безопасное для стройки место, нередко вначале выпускали корову и ждали, пока она ляжет на землю. То место, куда она ложилась, считалось удачным для будущего дома. А в некоторых местах будущий хозяин должен был собрать четыре камня с разных полей и разложить их на земле в виде четырёхугольника, внутри которого он клал на землю шапку и читал заговор. После этого нужно было ждать три дня, и если камни оставались нетронутыми, то место считалось удачно выбранным. У белорусов существует народное утверждение о том, что дом ни в коем случае нельзя строить на спорной земле, потому что это могло навлечь проклятия со стороны проигравшего спор и тогда новому хозяину такой земли не видать счастья во век. Также надо отметить, что дом никогда не строили на том месте, где были найдены человеческие кости или где кто-либо порезал руку или ногу.
Не менее сложным был процесс выбора дерева. Самыми лучшими считались деревья, срубленные в последнюю четверть луны. Чаще всего лес рубили в марте или апреле, так как весенний сок делал древесину более крепкой. Существовало множество запретов, например, на вывернутое непогодой дерево. Крестьяне были уверены, что это дерево вывернул для себя чёрт и при строительстве он может переселиться в новый дом. Одно дерево, повисшее на другом, предвещало пожар; дом, построенный из скрипучего дерева, нагонял на хозяев смерть или мучительный кашель; а дерево с чёрной сердцевиной могло вызвать всевозможные болезни и несчастья.
Наконец, когда срублены подходящие деревья, самое время отправляться за мхом. Что, кстати, было очень важным и не простым делом. Каждый день, начиная с понедельника, в течение недели хозяин приходил в лес, срывал горсть мха и оставлял его на чистой земле. В воскресенье он смотрел, под какой из кучек мха нет мошек и червяков, и в тот день, в который была сорвана эта кучка, и следовало заготавливать мох. Все эти сложные приготовления предназначались для того, чтобы в доме не заводились разные жучки.
После этого начинали закладывать фундамент, для которого нельзя было использовать песок и камни с кладбища. И только в это время за дело брались плотники. Их работа тоже была связана с разными обрядами. Широко был распространён обычай: при закладывании первого венца прятать за угол монеты (для богатства), обереги от бесов, кусочки хлеба или сыра, а иногда и голову петуха – своеобразное пожертвование Домовому. После возведения сруба резали петуха и брызгали кровью на четыре угла, а затем зарывали его под дверью. Все щепки с первого венца собирали внутрь, чтобы то, что будет происходить на улице, знали в доме, но то, что творится в доме, было бы неизвестно на улице. Также было принято класть под четыре угла освящённые травы, чтобы охранять дом от молний. В те древние времена люди верили, что молнии преследуют нечистиков, которые любят прятаться в углах, особенно если там нет ничего освящённого. При строительстве дома между остальными венцами также закладывали серебряные монеты и травы, собранные на Ивана Купалу .
После возведения крыши начиналось внутреннее обустройство дома и перво-наперво в доме строили печь. Хозяин собирал толоку (толпу), на которую звали в основном молодёжь, и все вместе они закладывали печь. Строительство в толоке шло быстро, с шутками и прибаутками, по завершении которого хозяин обязательно угощал всех помощников.
Когда печь разжигали в первый раз, в неё засыпали девять горстей зерна, от чего стенки покрывались глянцем, к которому впоследствии не приставал дым.
И вот, наконец-то, можно было начинать справлять новоселье. В старые времена человек менял не только дом, но и целое пространство, а в этом пространстве важно было всё: видно ли горизонт, восход и закат, чтобы дорога просматривалась, да и водица рядом была, чтобы сосед хороший был, удобно и лошади и скотинке приходилось. А уж сам дом – центр этого пространства, самое священное место, проверялось ещё много раз. А вдруг при строительстве материал не тот попался, плотникам не угодили, да они «злое» бревно подложили, человек с недобрым взглядом прошёл и сглазил, не поселилась ли нечисть от чьей-нибудь зависти?
Ритуальные действия входа в дом начинались за неделю. Испытывая безопасность жилья, на первую ночь пускали в дом кота и кошку, если всё было благополучно, несли петуха и курицу, на третий день уже поросёнка, в следующие дни овцу, корову и лошадь. Птицы и животные очень чувствительны и тем самым показывают хозяину, «доброе» ли место. И только на седьмой день поселялись в дом люди. Давно приметили, что кто первый в дом входит, тому первому и умирать. Первый входящий забирает на себя всё зло, которое может присутствовать на новом месте, или становиться жертвой за срубленные для строительства деревья. И если в семье были «уставшие от жизни» старики, они-то и входили первыми. Если не было стариков, приглашали чужого человека, не верующего ни в чёрта, ни в бога, а позже стали приглашать аптекаря-немца или доктора-немца, которые к таким порядкам относились как к игре. Хотя, в некоторых местах ограничивались лишь запуском в доме петуха. Если он кукарекал, это был хороший знак.
Огромной очистительной силой обладает хлеб, зёрна и, особенно, квашня (деревянная кадка для теста). Потому первым иногда мог войти хозяин с квашнёй в руках, за ним – хозяйка с курицей, далее шла молодёжь. Вселение семьи сопровождалось обрядом перенесения огня из старого жилья и переселения Домового из старого подпечья (запечья) в новое. Домового зазывали и приглашали: «Домовой! Домовой! Пойдём со мной!». Или же хозяин, стоя в воротах и кланяясь на три стороны, возглашал: «Батюшка Домовой и Матушка Домовая, Батюшка Дворовой и Матушка Дворовая со всеми семейством, пойдёмте к нам на новое жилище с нами жить!». Домового переносили с жаром из печи на «хлебной лопате», с горшком каши или в валенке. Затем хозяйка отрезала от каравая хлеба первый ломоть и клала его «под печку» приветствую Домового.
Входили в дом по нитке, верёвке или поясу. Все эти предметы – символы времени, долговечности, жизни, которые связывают родных. Несли с собой и воды, и медового напитка (медовухи), старались захватить с собой из старого дома в новый и Долю. Считалось, что Доля есть не только у человека, но и у избы. Перенос Доли выражался в том, что с прежнего места на новое переправляли некоторые «символы обжитости»: домашние изваяния богов, обереги, огонь очага, домовой сор и даже лукошко навоза из хлева. Кашу несли недоваренную и прямиком ставили сразу доваривать на новый огонь.
Все эти ритуалы совершали люди, имеющие детей, беременные, здоровые и зрелые, чтобы способствовать богатству, прибытку, многодетности в новом доме.
В дом переезжали в полдень или рано утром, то есть на сильный свет. Самым счастливым днём для переезда считали 1 сентября – день Новолетия, день зажжения зимнего огня (зажжения печи в доме после лета). Первым в дом заходил хозяин и нёс горшочек с углём, который он обносил вдоль стен, затем ставил на припечек и разжигал огонь в печи. Затем в дом заходили остальные члены семьи с домашней утварью. Входя в новый хлев скотину, хозяин также представлял её Домовому. В противном случае, считалось, что скотина не приживётся на новом месте и помрёт. Если единовременно с домом строили баню, то перед первой топкой приветствовали Банника (это считалось обязательным) оставляли ему ломоть ржаного хлеба, осыпанный солью, окуривали баню травами, вешали пучки сушеной травы под потолок.
Для очищения будущего жилища обычно устилали пол священными травами. Поджигали чагу, чистотел и чертополох. Делали «окуривание» – обход вокруг дома с можжевельником и полынью. Внутри дома делали освящение при помощи лучины или свечи, обходя по периметру по часовой стрелке – по кругу. Очищали дом заговорами, ритуалами и обрядами. Но самая большая сила очищения – это веселье и смех. Вот почему все праздники сопровождаются застольями и песнями. Умение смеяться творец дал только существу разумному – человеку. Жизнерадостный смех – сильное средство борьбы с тьмой. На Руси смех детей до 12 лет считался чистым лечебным, оберегающим.
После новоселья наступала пора встречать гостей. Особое значение придавалось самому первому гостю, желательно, чтобы это был человек хозяйственный, ведающий, порядочный, добрый и красивый. Зная такой обычай, о такой примете заботились соседи и друзья. Затем начиналось застолье. Заходя в дом, гости клали деньги на печь, хлеб и соль – на стол, зерно – на лавку. Женщины преподносили хозяйке дома овечью шерсть, покрывала, скатерти, муку, крупу, яйца и сало. В некоторых местах было принято дарить что-то сладкое – мёд, сахар, или что-нибудь из выпечки. Некоторые гости приносили живых кур, уток, кроликов, которых, заходя, запускали в дом.
Когда все гости собирались, начиналось застолье. На стол ставились хлебы и соль в солоницах. Пироги предвещали добрые отношения с соседями: «Не купи двора, купи соседа». Ставились блюда из курицы – символ многодетности и прибыли. После угощения каждый гость давал что-нибудь хозяину возле «коника» – печки. Застолье вёл самый весёлый и остроумный из гостей. В перерывах пели песни и танцевали. Если хозяева были молодожёнами, то время от времени кто-либо из гостей подходил к кровати и проверял её на прочность, сопровождая всё привольными шутками. Не обходилось и без весёлых замечаний и советов со стороны мужчин для молодого мужа.
Как было принято на Руси во все времена, гостей было принято угощать как можно лучше. Хозяева не хотели, чтобы кто-либо был недоволен и пожелал зла семье. Кроме того, считалось, что нельзя жадничать на Новоселье, иначе в доме не будет достатка. Расходились гости поздно, желая хозяевам счастья и здоровья в новом доме.
Но окончательно обжитой и освящённой изба считалось только после свадьбы, рождения ребёнка или смерти, после пережитого вместе с домом важного события в жизни семьи.
Похожие записи.
Комментарии: 3 комментария.
Очень познавательно и интересно.
Очень интересная тема (сама не так давно писала о домах славян). С удовольствием прочла столь информативную статью.